Мы родом ...

                          Последние староверы Дагестана

                                       23 ноября, 2013

«Старые отмёрли, молодые уехали»
Корреспондент «Русской планеты» побывала у последних старообрядцев Дагестана – в селе Некрасовка.

В 1930-х годах в Дагестане появилось несколько сел, основанных староверами, которые бежали с Дона от коллективизации. Сейчас осталась только одна Некрасовка, где официально зарегистрирована старообрядческая община Дагестана. Правда, население здесь почти полностью состоит из жителей горных районов республики. 

Некрасовка расположена всего в 20 километрах на восток от Кизляра, но добраться сюда непросто — в село не ходит общественный транспорт. На кизлярскомвокзале советуют сесть в автобус до Кардоновки — центра сельского совета, в который входит и Некрасовка, доехать до поворота и еще 10 километров грунтовки преодолеть пешком или дожидаться редких попуток.

Казаки-некрасовцы

Саманный беленый дом, три окна с голубыми наличниками и низкий деревянный заборчик с надписью «Продается». Нас встречают голубоглазая старушка в белом платочке и зеленом халате и женщина помоложе — в домашнем брючном костюме с коротко стриженными крашеными волосами и яркими ногтями. Это Васса Васильевна Доронина, староверка, старейшая жительница Некрасовки, и ее дочь Анастасия Юдина.

В доме у Дорониной светло и чисто: красный угол с темными, неузнаваемыми иконами под вышитым рушником, большая кровать, стол, старенькие телевизор и шкаф. Старушка садится под образа, и сразу отказывается от печенья, купленного в магазине по соседству.

— Так сейчас Успенский пост, — строго говорит она.

— И вы держите?

— Конечно, — серьезно отвечает старушка.

Ей 85, она почти на десять лет старше самого села.

Доронина из некрасовцев — потомков донских казаков, покинувших Россию в начале XVIII века.

«Староверы бежали еще в XVII веке, когда Никон в патриарх пришел и перековеркал веру, а кто сильно за веру был — тех жгли, да били. И был такой Игнат Некрасов — военный, он староверов перевел через Дунай, и так пошли они странствовать: и в Турции, и в Румынии жили, и в Бессарабии, и в Болгарии, и в Австро-Венгрии — и везде свои корни оставляли», — рассказывает она.

Атаман Игнат Некрасов участвовал в восстании донских казаков под предводительством Кондратия Булавина в 1707-1708 годах. После подавления восстания Некрасов увел несколько тысяч своих сподвижников (по разным данным — от двух до восьми тысяч) за турецкую границу на Кубань. Около 250 лет некрасовцы (или «игнат-казаки») жили обособленными общинами по «заветам Игната», которые в числе прочего включали и староверие.

«Потом наши стали возвращаться в Россию. Еще до революции, в 1911 году пришел пароход из Турции, который привез староверов в Новороссийск. Они поселись в месте, где сейчас Сочи. Им давали дома, но они отказались — ушли подальше в горы. Было за Адлером местечко — Бухта называлась (ныне Нижне-Имеретинская бухта), там раскорчевали лес и поселились. А лет через десять переселились в Донскую область, туда и приехали мои родители в 1925 году. Я там рожденная», — рассказывает Доронина.

Из Донской (нынешней Ростовской) области староверы, по словам бабушки, бежали от коллективизации — на совете решили в колхозы не вступать и снялись всей общиной.

Кто поехал в Одесскую область, кто на Кубань, а около 100 семей уехали в Дагестан. В 1932 году основали село километрах в семи от нынешней Нерасовки.

«Помню, как мы в Камышах жили — рядом вода была — хорошо для рыбалки, поэтому отцы там поселились, но речка Кардонка нас постоянно затапливала — по дворам на каюках ходили. Тогда власть дала нам земли прямо подле Кизляра, но мы облюбовали себе тут бугорок, и в 1936 году основали это село — Некрасовку. Так назвали, потому что нас некрасовец из России вывозил — где б мы ни жили — везде называем села в честь нашего предводителя. Везде, где Некрасовки — это наши люди», — рассказывает старушка.

В 1938 году коллективизация пришла и в Дагестан, но некрасовцы бежать уже не стали и вступили в колхоз «Красный восход».

«Работа в колхозе была тяжелая и, понятно, никто за нее не платил. Я в 11 лет пошла работать, а как пришла война — трудились с утра до ночи, не покладая рук — и все для фронта. Корни алтей-травы копали — лекарство для солдат, ночью вязали варежки и носки. Себе на пропитание выращивали кукурузу — выживали как могли», — вспоминает Доронина.

На фронт ушли только те некрасовцы, которые родились в России. Остальные же гражданства не имели и считались турецкими поданными, поэтому на службу их не брали. В апреле 1949 года староверам выдали наконец советские паспорта. В том же году Васса Васильевна вышла замуж за Федора Петрокеевича Доронина.

Старушка приносит из другой комнаты фотографии: на одной молодая пара — Васса Васильевна с мужем, на другой — большое семейство Дорониных в традиционной одежде староверов.

— Раньше как было, наши ходили совсем как мусульмане — женщины закрытые, а мужчины с бородой. Сейчас все это ушло, — говорит она.

— А не осталось у вас старых костюмов, может, сохранились?

— Не-е-ет, — тянет старушка. — А зачем, кому оно надо?

Из «старого» в доме Дорониной только иконы.

​— У нас они (иконы — РП) передаются из поколения в поколение. Вот тут у меня икона Покрова Богородицы и Иоанн Креститель. Их родители из Турции привезли, а когда и где они были писаны, даже и не знаю.

— А что, в советское время можно было иконы держать, молиться? Не было гонений?

— Как же не было? Вот именно что было. Как в сороковых запретили попов, они и разбежались, а старики не бросили — ходили ночами в комнатах и молилися. Сколько был Советский Союз, столько и были гонения. Это большая ошибка была — веру никогда не надо ни навязывать, ни запрещать. Нас вот с детства родители учили вере. Они жили не при гонениях. И в том хуторе, в Камышах, была церковь с колоколами, и попы были. А здешнюю церковь развалили в 40-х годах. Потом только отстроили, в 80-х, — рассказывает Васса Васильевна. — Но и в советское время мы молились, а кто партийный, того гоняли, а мы, простые люди, нам никто не запрещал иконы в домах держать.

— Да и не было истовых староверов в партии. Лично мне мать запрещала и в октябрята вступать, и в пионеры, и в комсомол. Это по их правилам нельзя было, но мы все равно тайком вступали, — вставляет дочь.

А два сына Дорониной и вовсе вступили в партию.

«А кто будет слушать как по вере? Если я говорю одно, а в школе другое. Школа против веры шла, а кого они будут слушать? Там где легче, лучше, так они и повыросли», — говорит самая старая жительница Некрасовки.

Правда, сыновья ее, несмотря на партийность, обвенчались с женами, а снохи перед замужеством крестились по-староверски — с троекратным погружением в воду.

"Они же не крестуют, а обливают, а у нас надо с головой три раза окунать — хоть маленький, хоть большой, а этих мы обливанцами называем, у нас так не делается. Но теперь староверы отсюда по всей России разбрелись. Больше в Дагестане нигде нас нет, старые отмёрли, молодые уехали. Было старообрядчество, да вышло все, — вздыхает старушка.

Сама Доронина тоже скоро уедет, если дочери удастся быстро продать дом.

Новый раскол

Екатерине Петуховой 66 лет, ее родители из первой волны переселенцев, а сама она родилась уже в Некрасовке.

Хата у нее слегка покосившаяся — из-за прошедшего в 2002 году наводнения, а двор захламленный — по нему как бесхозные кошки разгуливают худые индоутки и куры.

От уже смятого в рюкзаке печенья хозяйка вежливо отказывается — тоже постится. И предлагает нам поесть постного супа.

«Вот говорят, что староверы даже если их попросят, не дадут иноверцу воды напиться, а если и дадут, то потом разобьют чашку, из которой он пил. Это неправда. Нам мама всегда говорила, что это большой грех — не дать воды, да и посуда какая дорогая, как тут ею разбрасываться. Может, где и есть такие, но у нас такого не водится, — Петухова крестит хлеб. — Нас учили, что надо перекрестить, это ведь не мы печем, а мусульмане пекут, ну и вообще хлеб любит, чтобы его крестили.

Она раскладывает на столе старообрядческие книги, брошюрки и собственную рукописную книжечку — 30-страничную «Летопись села Некрасовка».

Ее лет десять назад женщина писала для местной школы, где уже 40 лет работает библиотекарем.

«Сейчас я ухожу и книгу заберу. Никому она тут уже не нужна. Наших почти не осталось», — сокрушается Петухова.

В конце 1970-х в селе появились первые дагестанцы из горных аулов — националы, как их называют староверы.

«В 1978 году начали понемногу приезжать, а в 2000 году нахлынули, была вроде программа какая-то — с гор спустить, даже некоторых принуждали, как в советское время. И тут люди чуть ли не даром дома отдавали, была как паника. А когда Кизляр чеченцы захватили (теракт Салмана Радуева в Кизляре в 1996 году — РП), стали русские убегать, и отсюда староверы тоже. Сейчас тут в основном даргинцы, да аварцы живут, — говорит женщина.

По данным последней переписи 2010 года, в Некрасовке проживают 604 человека. Такие цифры приводит и Петухова по своей хозяйственной книге.

«Когда село разрослось, тут было 160 дворов, и все наши, а теперь русских только 30 дворов осталось, из них 20 — староверы. Всего-то 30 стариков», — говорит она.

Примерно столько же человек может поместиться и в местную церковь, здесь теперь священник из города Приморско-Ахтарск Краснодарского края — владыка Созон, Петуховой он не нравится, поскольку представляет одно из конкурирующих направлений в Русской Древлеправославной Церкви, к которой относятся и казаки-некрасовцы.

Раскол в ней произошел в 1999 году, когда от РДЦ отделилась Курская епископия во главе с епископом Апполинарием Дубининым, в дальнейшем противоречия между разными направлениями только усилились.

«Раскол — грех великий. У них небольшая паства, ну и мы тут заблудшие — я за патриарха Александра, но сейчас хожу к Созону. А что делать? Умрешь — не будут ни читать, ни отпевать, ничего. Вот у нас женщина умерла месяц назад, а она с мужем не повенчалась — сама староверка, а он нет. Так над ней читали сестры и дочка втроем — и все, без священника, — говорит Петухова. По ее же словам, в отсутствии священника местные женщины вели службу самостоятельно.

Поговорить со священником Петухова не одобряет, но объясняет, как дойти до церкви. На пути к храму кладбище со старообрядческими деревянными крестами, покрашенными в нежно-голубой цвет с жестяными табличками. На тех, что поновее, встречаются и фотографии. Есть могилы добротные — с камнями, большими портретами, огражденные заборчиками. Правда, таких всего три штуки.

Сама церковь Некрасовки оказывается простым домом с крестом на крыше. На стук в дверь нет никакой реакции, но на крик «есть кто в церкви» из двери выскакивает подвижный бородатый старичок в засаленной подпоясанной рубахе с огромной заплатой на плече — настоящий такой, фольклорный старовер.

«Я не Созон, я Порфирий», — объясняет он.

Порфирию Скачкову 65 лет, родился в Некрасовке, но после службы в армии уехал жить в Грузию. И вот совсем недавно вернулся в родное село.

Видно, что живущий отшельником Скачков рад поделиться своими мыслями: о крещении Руси, святых иконах и правильном образе жизни.

Первая же попытка его сфотографировать вызывает у Порфирия протест.

"Нельзя меня фотографировать, и записывать нельзя, не то, что я боюсь — грех это, — говорит старик и пытается привести свои аргументы, сводящиеся к тому, что фотографии похожи на иконы.

Только к вечеру удается найти священника Созона, грузного, бородатого мужчину лет 45-ти. Он также сразу предупреждает, что его нельзя ни фотографировать, ни записывать на диктофон. Рядом, подбоченясь, становится полная круглолицая селянка — родственница Созона. Пройти в дом или во двор не предлагают, всем видом показывая, что разговор будет короткий.

«Приехал для восстановления прихода, мужиков почти не осталось, а женщинам не под силу самим тянуть службу, — нехотя отвечает он на вопросы, нетерпеливо покачиваясь.

«Службы идут по субботам и воскресеньям с часу до шести», — кратко говорит он, а вопрос о числе прихожан попросту игнорирует.

На него отвечает на обратном пути Петухова.

«Три-четыре женщины. В праздники еще две из Кизляра приезжают, а на Рождество и Пасху до девяти человек. Прийти хотите?» — интересуется она.

В это время к Петуховой заходит родственница Созона и передает его наказ: приезжим на службу не приходить.

Юлия Сугуева, Дагестан
«Русская планета»